ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО: По караванным дорогам Великого Шёлкового пути

…продолжение

(начало ХVIII века)

Каракумский вояж обетованных друзей

Отец, мама! Мои друзья, побратимы считают вас тоже своими родителями, и с вашими молитвами и благословением Всевышнего завтра до восхода солнца караван тронется в путь. Прочитав молитву, отец сказал «Амин». И все сидящие рядом повторили. Тачбиби и Айгуль молча смахивали слёзы. Утром на рассвете на фаэтонах к месту отправки каравана приехали, Аллаберды бег, Эрмухаммет торе, Безирген и возмужавший Амангельды и Эсенгельды.

Крепко обнявшись в очередной раз, многие провожали Хазар бега с друзьями в путь, желали им счастливого пути, удачи, везения и скорейшего возвращения домой здоровым и невредимым. И снова слышен знакомый звон колокольчика на шее у ведущего верблюда.

После Сарагыта караван по короткому пути отправился прямо в Мерв. Хазар бег должен был познакомить своего друга с Ханджар Сердаром и давним товарищем Оразгельды баем, получить добро на пребывание в городе Мерве для проведения научных исследований, посещения библиотеки, обсерватории, знакомство с имеющимся там представителями науки. Он хотел в громадном ховли Оразгельды бая снять приличное светлое жильё. Он был уверен, что всё у него получится, хотя временами его терзали сомнения.

Хазар бег среди торговцев Мерва был известной личностью, народ знал его как пальвана и как отличного бахши, а как Сейида одного воспримут? Всё-таки чужак. «Надо у него узнать, как долго он намерен задержаться, уложится ли до возвращения каравана, — размышлял бег. — Мне лучше остаться с ним в Мерве. Это, я думаю, сократит время его пребывания». Когда до Мерва осталось совсем немного, путники устроили привал. Хазар бег поведал Сейиду о своём решении. Сейид обрадовался его поддержке в путешествии, о котором мечтал всю жизнь. После трапезы Хазар бег сообщил о своим решении остаться в Мерве с Сейидом, Хаджимурату, Довлетгельды и Ёллы объяснил дорогу из Мерва до берегов Джейхуна, как следовать до местечка Гайикчи. Караван с товарами распорядился отправить в Бухару. Значит, Ёллы с гостями будут следовать по берегу до местечка Гайикчи, разыщут там родичей Давида, Давута, помогут им, чем смогут, а потом возвратятся через Бухару и Хиву, набрав товары из указанного перечня: соль, чай, пряности, зерно и т.д. Конечно, услышав такую весть, некоторые приуныли, им не будет хватать своего бега. Они у него в дороге, как у Аллаха за пазухой.

В древний Мерв за мечтой…

Ускорив скорость, караван двинулся дальше. Сердце радостно забилось, когда вдали показался голубой купол мавзолея Солтана Санджара, он словно «парил» над кромкой дальних барханов как маяк, указывая путешественникам путь в пустыне. Сейиду повезло с таким предводителем, как Хазар бег. Он с ходу решал все вопросы, но Ханджар Сердар сказал: «Не знаю, Хазар бег, как у тебя в Нишапуре, или у Баллы Хана в Индии. Говоришь, он учёный, зодчий, астроном, астролог, хочет посетить наши библиотеки, обсерваторию. Но он же испанец. Отец покойный рассказывал, что когда ехал из Мекки обратно через Мусур, слышал от паломников, что испанцы забрали всё золото мира, а теперь король умер, и в Испании война за золотое наследие. Он тоже испанец, наверное, тоже золото ищет?».

— Да ты что…

— Не обессудь, но я в Мерве приставлю к нему своего человека. Чужак есть чужак. Ты же в курсе, год назад в Ахале село около лечебных источников разграбили, увели много людей, разграбили караваны, идущие из Хорезма в Баку? — Ханджар Сердар по-своему ценил дружбу с Хазар бегом, всегда с нетерпением ждал встречи с ним. Сильный, смелый, честный, мудрый, бдительный патриот своей земли, он верил каждому его слову по его мнению он проверял рассказы других торговцев и путешественников, дервишей. Через него он подружился с Баллы ханом, со знатью Нишапура.

Через некоторое время Хазар бег вышел с состояния конфуза: «Если не доверяешь, я сам буду его сопровождать».

Сердар немного помолчав: «Хазар бег, я слышал какое удовольствие ты доставил Керимберды Хану, который слушал твои дестаны, уже легенды о тебе ходят. А меня ты только «завтраками» кормишь?». Хазар бег понял, что Сердар разговор повернул в иное русло, воспрял духом.

— Что ты, многоуважаемый, скажи время. Я готов хоть две ночи петь. Только вот…

— Что только вот? 

— Аккомпаниатора на гиджаке Довлетгельды я отправил с караваном.

— Ничего, найдём другого музыканта гиджакчи.

— О, тогда всё. С благословения Аллаха в четверг и пятницу ты будешь моим дорогим слушателем.

— Да, да, Сердар, на всё воля твоя, — согласился Хазар бег

Разговор с Ханджаром Хазар бег, понятно пересказал Сейиду. И про четверг и пятницу. Тот сидел молча и кивал головой. Главное уяснил для себя – про футляр с картиной и речи быть не может. На месте первым с Сейидом познакомился придворный поэт, прекрасно владеющий фарси. Потом через неделю была организована лекция для учёных мужей о физике, отделившейся от философии. Следующая лекция была посвящена астрономии и астрологии, книгам Индии Джайя. Сейид читал на фарси, поскольку арабским владел только один учёный — математик, закончивший медресе в Дамаске. Даже Хазар бегу было настолько интересно, что он слушал, открыв рот, и несколько раз повторял Сейиду: «Не забудь пригласить на следующую лекцию». После было много вопросов, но Сейид ни один не оставил без ответа. Все были восхищены ораторскими способностями учёного. 

Вечером, придя домой, друзья долго разговаривали. В конце концов, Хазар бег сказал: «Дружище, я думаю, тебе надо начать свои исследования по намеченным предположениям. Мы с Ата будем всюду с тобой. Сейид, я хочу сказать, нам надо сократить сроки пребывания здесь, и поскорее отправиться вслед за караваном».

— Верно говоришь, Хазар бег, мне надо побывать в библиотеке, в четверг в обсерватории. Потом, на следующий неделе выехать в окрестности, желательно на возвышенное место, на холмы, можно в юго-западную сторону от города, чтобы провести опыты по «эхо».

— Да благословит тебя Всевышний.

— Амин, — сказал Сейид. 

— Если ты берёшь свои щиты, значит нужна арба. Мы со служакой поедем из дворца на конях, а ты со своими трубами, щитами — на арбе, а Ата арбакеш. Пока ты будешь в библиотеке, мы с Ата проедемся к холмам, подберем место стоянки. А теперь пойдём спать.

— Хазар бег, ты иди, я буду собирать сундук с необходимыми приборами для обсерватории.

Утром рано пришел тот самый сопровождающий и повёл Сейида в дворцовую библиотеку. За несколько дней тот ознакомился с её содержимым, перебрал все книги и рукописи. О том, что писал Якут Хомови, ничего не осталось, видимо, после нашествия орды Чингис Хана, всё было разгромлено и предано огню: «О, Аллах, каждая такая война отбрасывает развитие образования, науки, культуры на тысячелетие назад, всё надо начинать заново. О, Всевышний, сделай что-нибудь, чтобы люди забыли слово «война».

Потом Сейид трижды побывал в обсерватории. Там Хазар бег смотрел в телескоп и глазам своим не верил. Сейид чертил астрологические карты. Хазар бег несколько раз спрашивал: «Ну что звезды говорят?». Сейид: «Надо ещё поработать, математические результаты сопоставить». «А… ну-ну».

В назначенный день к дому Оразгельды бая подъехала карета со стражниками — за гостями. Привезли их в роскошный дворец Ханджара. После чая привели парня лет четырнадцати с гиджаком, это был внук Ханджара от сына Байрамали. Через некоторое время они с Хазар бегом начали настраивать инструменты. Вышел Сердар, со всеми поздоровался за руку.

— Что Хазар бег? Как тебе музыкант-гиджакчи? Отличный?

— Храни его Аллах от дурного глаза. Одинаково владеет и саблей, и инструментом.

— Вот женить пора. Хазар бег, ты богат внучками? Я рад породниться с пельваном и бахши.

— Дорогой, не жалуюсь на жизнь, но Всевышний пока мне посылает только сыновей. Три сына и один внук, жду пока, если Всевышнему будет угодно. Думаю, и этой радости дождусь. 

— Обязательно, он милостив.

— Амин, — сказал Хазар бег. 

Гостями, слушателями были в основном семья, друзья и некоторые сослуживцы хозяина дома. Как всегда, праздник удался. В пятницу к вечеру гостей привезли с дорогим подарком в той же карете, и Хазар бег после бессонной ночи спал, как сурок.

Сейид смотря на своего друга, беспечно спящего, как малое дитя, вновь восхищался им: «Слава Аллаху, природа щедро одарила его — красиво поставленный голос, искусное владение инструментом, сам ладно сложенный с обаятельной улыбкой». Сейид наблюдал, как он беседовал с Ханджаром, также, как и с Баллы Ханом, с тонким юмором, как закадычные друзья, стоящие на одном уровне. Везучий торговец, удачливый путешественник, добрый без слов. Сам сказал: «Сейид, дружище я тебе сейчас нужнее, чем каравану. Я буду рад помочь, внести свою лепту в науку, которой ты посвятил свою жизнь». Сейид думал: «Хазар бег, я рад за тебя. Одно твое присутствие возносит меня до небес».

Опыты по эхо

Выехали до восхода солнца. Прошёл всего месяц после Новруза, а уже местами трава была выжжена на солнце. Растительность, в основном, была представлена низкорослыми кустарниками. Остановив арбу, Ата освободил коня. Арба с большими колесами, высоко поднятыми оглоблями, увешанная донами, чекменями, стала хорошим укрытием от солнца. Он выбрал ровное место в двух метрах от одинокого дерева арчи, что редко можно было встретить в низкогорье, так как это хвойное – житель высокогорья. От неё исходил такой свежий запах хвои, как будто их тысячи. Сейид стал ставить свои щиты и налаживать работу аппаратуры. Хазар бег нашёл удобное место для костра. Ата собрал хворост, разжёг огонь, поставил тунче для чая. Заварив душистый напиток с горными травами, на природе устроили завтрак с ковурмой.

Сейид сосредоточенно чертил на бумаге, отмечал север, юг. Несколько раз поворачивал щиты, словом, с головой ушёл в свою стихию. Остальные отдыхали в тени арбы недалеко от догорающего костра. Хазар бег вдруг резко поднялся: «Ата, возьми торбу, пойдём искать грибы, трюфеля, вон там с холмов спускается полоса деревьев, возможно там и речка есть». Ата взял с собой лук и стрелы. Хазар бег: «А это зачем? Ведь всё живое весной размножается». Ата виновато повесил голову, подвёл коней. Служака остался один у костра, потом перебрался под арбу и уснул.

Вдруг откуда ни возьмись — тёмная туча заволокла небо. Загромыхал гром, задрожала земля, послышался непонятный гул, засверкали молнии. Вдруг что-то громко грохнуло и стало так ярко светло, как будто солнце опустилось рядом. От обжигающего огня горело всё, не только сухостои, но и зелёная колючая растительность. Сейид не мог оторвать глаз от огня. Тут задребезжал медный щит. Он в руках держал медный провод, и руку что-то сильно обожгло, он выбросил клубок и повернул голову от арчи, стоящей буквально в двух шагах. Половины дерева не было, оставшаяся часть горела, Сейид почуял, что запах хвои десятикратно увеличился. Полил ливень, каждая капля такого дождя наполнила бы пиалу. Сейид побежал под арбу чтобы укрыться. Посмотрев на руки увидел ожоги, неужели молния? Он посмотрел на часы, ливень продолжался минут двадцать.

Придворный служака нукер двумя руками держал ворот своей рубахи и вслух повторял молитвы, смотрел на Сейида, широко раскрыв глаза, просил Аллаха спасти и сохранить. Ливень прекратился так же резко, как и начался. Через час подъехали Хазар бег и Ата, они всё наблюдали из-под укрытия большого чинара: гром, молнии. Вода в реке всё пребывала, с быстрым течением неслись камни, валуны катились, возможно это был селевой канал. Хозяин заметил, как вода с камнями несла косулю, бедное животное не могло противостоять течению. Мы поехали вниз по течению. Косулю какое-то время удержала свалившееся дерево, хозяин спрыгнул с коня и подбежал по стволу дерева, достал её за рога. У неё обе передние ноги были разбиты, видимо камнями, несущимися с большим течением. Потом Сейид с куском медного провода в руках осматривал свой щит и прибор. Начищенный, блестящий, красноватый щит стал чёрным, медные нити на приборе тоже почернели, провод с руки вылетел, а ладонь была вся в ожогах.

Он посмотрел на свои перстень, вспомнил Джайя, стал с ним мысленно разговаривать: «Учитель, я был в двух шагах от арчи, а может ещё ближе, — почему-то невольно поцеловал свой перстень с нефритом, благодарил Всевышнего. — Я же мог обуглиться, как эта арча, как этот щит». Решил пойти на место огня. Огонь — солнце из-под земли было не видением, не свечением, о котором писали алхимики, а настоящим обжигающим огнём. До реки было не близко, но жар доходил и до Сейида. 

С утра, когда Сейид обходил местность он дошел до реки — это был ров глубиной четыре-пять метров по дну небольшой струйкой текла вода. Хотел здесь расположиться, но по его математическим расчётам, пересечение прямых получалось юго-западнее — около арчи, — на версту дальше. А сейчас ров или реку полностью занесло селевым илом и камнями заполнило русло до самых краёв. Сейид в мокрой одежде, сам не свой брёл к арбе, где Ата старался разжечь огонь. Хазар бег уже готовил жаркое из нежданной добычи, подняв голову: «Сейид, я в какой-то миг, когда вспыхнул огонь, подумал, что это конец света.» Стражник выжимал и развешивал на арбе свою мокрую одежду. Все молчали. Ата нанизывал грибы и мясо на стрелу от лука, в котле варилась шурпа с трюфелями.

Хазар бег после обеда помогал Сейиду, сказал: «Сейид, оказывается наш Ата не такой и трус, как мы думали. Ничуть не испугался происходящего. А у этого заметил? — бледность лица от испуга не прошла даже после шурпы и шашлыка». Сейид: «Надо его убедить, что это обычный весенний ливень с громом и молнией. Огонь от молнии, вон арча сгорела, а то он у костра бормочет, что это разгневалась природа из-за моих опытов». «Да ну, неужели?». Хазар бег попросил Ата снова заварить зелёный чай. Сейид достал из сундука свои календари и прочитал где, когда были описаны такие случаи. И рассказал о сезонных дождях в Индии, тайфунах и торнадо, разности температуры на земной поверхности. Ата слушал, открыв рот. И в конце Сейид хлопнул его по плечу: «Вот, братец — наука под названием «физика» на все вопросы ответит». И Ата, посмотрев на служаку, подмигнул, мол, так что никто ни на кого не разгневался, а Сейид с Хазар бегом переглянулись.

Вскоре Ата начал запрягать лошадь в арбу, и одежда уже высохла у всех, с ветерком вернулись в город. Арба ехала уже по узким улочкам Мерва. Сейид, закрыв глаза, думал: «Тридцать лет тому назад я вычитал твоё название – «Оазис, затерянный среди песков и пустыни. Город древний, покрытый столетними слоями истории». Сколько людей со светлыми головами здесь родились, жили и творили? Не считая любопытствующих, как я, желающих математически вычислить время, предсказанное старцем науки. О, Всевышний, о старец, учитель всех учёных на все времена, когда же ты тут побывал? Через призму каких телескопических стёкол увидел, это место и рукопожатие мужей? С какими уравнениями со сколькими неизвестными определил дату? Значит мозг человека работает по канонам математики».

Придя домой Сейид ни с кем даже словом не обмолвился. Выпил чаю и сел за расчёты. Когда познакомился с книгами Джайя? Это было три года назад. Он сделал такой расчёт — выходило триста земных лет. А сегодня что выйдет? Стал снова решать: «О великий Джай, как тебя мне сейчас не хватает или хотя бы математика Абдурахмана — самых близких мне по духу людей». Вышел во двор, посмотрел на звёздное небо. В какой-то миг начался звездопад. Бегом вернулся, снова продолжил свою работу, теперь у него получилось двести девяносто семь лет: «Правильно, дата старца не меняется. Абдурахман, правильно я тебе поставил на книжке четыре печатки с ромашками. Напротив, первой — одна цифра, второй — две цифры, третья — одна цифра и четвёртая — четыре цифры. Первая цифры – время суток – 9 часов, вторая – число месяца – 27, третья – месяц –9, а четвёртая – год – 2016 – тоже в сумме девять».

Делая пометки в дневнике, он мысленно вопрошал Абдурахмана: «А какой день месяца у тебя получился? Если средний возраст человека на земле считать сорок-пятьдесят лет, только твоё седьмое поколение сможет пожить в этом земном раю. Я думаю, это позволит осуществить развитие физики, но никакой алхимии. Они откроют новые законы пространства и времени. К тому времени откроют неимоверные, сильные источники энергии, которые помогут добраться до дальних звёзд. Абдурахман, я это могу только тебе сказать, потому что я с тобой делюсь со всеми своими предположениями, как со своим отцом. Мне кажется сам Всевышний привёл меня на то место, что указано в той книге, где сойдутся руки четырёх мужей Мухаммедов — наделённых властью — в добром рукопожатии, а когда подскажут цифры на ромашках, считая по григорианскому календарю. С благословения Всевышнего руками потомков будет построен указанный в книге земной рай, для людей. Абдурахман, я тебе писал о своих названных друзьях, как я восхищаюсь их человеческими качествами. Один из них, бросив все свои дела, остался со мной в Мерве. Мы постараемся встретиться со своими в Коне-Ургенче, думаю, будет возможность ознакомиться с древним Хорезмом. Вот такие мы путешественники, всё хотим посмотреть воочию. Не завидуй Абдурахман, каждый день — это риск».

Сейид переключился с дневника, взял бумагу, начал новое письмо Абдурахману, свои мысли изложил в письме. Но скоро он закрыл дневник и незаконченное письмо, заснул на два часа, проснулся раньше всех, разбудил Ата, попросил запрячь арбу. Сам собрал свои сундуки с рамками в паутинах и пауках. В голове была одна мысль перед грозой и ливнем он ощутил густой смолистый запах арчи — хотя здесь не было густого леса, лишь одиночная низкорослая арча. Что же сгустило этот запах? Огонь обжигающий спустился с неба? Или это вырвалось из-под земли?

Проснулся Хазар бег. Сейид ему сказал: «Дружище мне надо побывать на вчерашнем месте». Хазар бег многозначительно посмотрев на него: «Раз надо, значит поедем». Наскоро позавтракав, отправились. Быстро нашли место, где вчера стояла арба. Стояла безветренная погода, даже зола от вчерашнего костра не разлетелась. Никакого запаха арчи не почуял, но ветер временами приносил, какой-то иной запах. Подошёл к усечённой, обугленной арче, снова шагами померял до засыпанной селевыми потоками песком и камнями канала, выходило чуть больше версты. Ещё вчера на глубине пять-шесть метров виднелась ленточка, текущей с холмов воды. Вокруг росла верблюжья колючка, ежевика, камыш, недалеко высился одиноко стоящий густой куст гребенчука. Он издалека привлекал внимание своим красивым зелёно-розовым цветом. А сегодня ров сравнялся с землёй, вода разливалась поверх, ни колючки, ни камышей, ни ежевики, а от гребенчука остались торчать штырями голые, чёрные палки. Недаром в народе его называют «железное дерево» — за короткое время не успел огонь его взять. «Значит, огонь вырвался из рва, а горело что? Смола? Или тот густой запах?».

Сейид с помощником Ата расставили по ходу занесённого рва ящики с рамками паутины и пауками вверх дном открытые снизу, каждые сто метров три штуки. Поставив последний, он сказал: «Мне вчера очень понравилась шурпа с трюфелями. Пойдём ещё соберём. Надо время выждать, ящики я должен опрокинуть минимум через три-четыре часа. Ата приведи коней, до того склона, далековато». Они вернулись через четыре часа с грибами и трюфелями, нарвали дикой моркови, лука, шпината, петрушки, чабреца, мяты. Хазар бег там увидел в траве птицу с красивым оперением, подумал: «Это же петух, на яйцах не сидит», и взяв лук у Ата, добыл фазана. Пока Хазар бег и Ата организовали походный обед и чай с мятой и чабрецом, Сейид осмотрел свои ящики, ни в одной из рамок, даже на высоте в метр, на паутинах не осталось живых пауков, особо чувствительных к вредным примесям в воздухе. Когда поворачивал ящики каждый раз чувствовал один и тот же запах — совершенно отличающийся от аромата арчи, запах неизвестной смолы.

После отличной обеденной трапезы на свежем воздухе друзья вернулись домой до заката солнца. Входя в ворота дома, Хазар бег по-дружески хлопал Сейида по спине, сказал: «Я в науке пень, но если что-то интересное обнаружишь, расскажи. Отцу, детям, внуку буду пересказывать». «Непременно дружище, но пока жар-птицу за хвост ухватить не удается. Зато ты поймал какую красивую птицу я впервые видел и держал в руках такого фазана с райским оперением. Весь свой век буду помнить вкус шурпы с трюфелями». Умывшись с дороги, Сейид удалился, чтобы в дневниках отметить свои предположения по паукам. Долго сидел прикрыв глаза снова и снова перед глазами возникали эпизоды разбушевавшейся стихии. Уснул под утро. А за завтраком обрадовал Хазар бега, что сегодня начнёт собирать свои сундуки. Любезно простившись с Сердаром на рассвете следующего дня отправились в путь.

Хазар бег знавший Сейида много лет, заметил, что после Мерва он стал более замкнутым, — видимо наука всё время занимает его мысли, нет времени для разговоров. Только в Теджене за чаем тот прочитал стихи Омара Хайяма. Хазар бег: «А… ты о виноградном соке? Никто, как он, не восхвалял виноградную лозу, янтарные гроздья и чудодейственный сок. Я по пути встречал очень много виноградников с громадными гроздьями, видимо погодные условия здесь очень подходят для этих райских ягод. Да, там в Ахале ближе Керимберды Хану ещё больше возделывают, я и напиток у него пригубил. Дружище, ты что-то в караван-сараях к еде не притронулся?».

— Да во рту всё время горечь и сухость ощущаю. И трава у меня кончилась от тибетского лекаря. Вот, верблюжий чал здесь — отличный.

Остановились в селе у караванной дороги, запросили чал. Действительно, чудодейственный напиток с очень сытной гущей. Целый глиняный кувшин взяли с собой, через каждый час пили. Чтобы в жару в дороге он не испортился, мокрой тряпицей обмотали кувшин. Помогало. В очередном караван-сарае Сейид ощутил жар. Травник караван-сарая признал малярию — он несколько случаев наблюдал здесь и показал снадобье, что помогает. Сейид выпил лекарство, и продолжил путь, уже в Ахале совсем пожелтел и потерял сознание. Хазар бег хватался за голову. Тут Ата: «Хозяин, здесь, недалеко от караванной дороги дом Тувак дайза, которая вылечила перелом моей руки». Хазар бег остановил крытую арбу. Спрыгнул, стал ходить взад, вперёд. Вдали появился караван, чтобы освободить путь вся его свита перешли на обочину.

Караван к счастью ехал в Нишапур, Хазар бег обрадовался. Травник тебиб из каравана тоже осмотрел больного, сказал: «Живот припухший, кожа желтушная. Посмотрел за оба уха, к одному дотронулся бритвой, потом приложил ватку, осмотрел кровь. Потом выдал лечебные травы, сказал, как принимать, какой диеты придерживаться, заключил прервать путь до улучшения состояния.

— А когда наступит улучшение? — спросил Хазар бег.

Тебиб пожал плечами: «Всевышний вам в помощь». Хазар бег, не долго думая, написал письмо Эрмухаммет торе срочно отправить семейного лекаря Малики-Рамеша, которого они с больным Сейидом будут ждать у Керимберды Хана. Положив письмо в капсулу, вынул кисет, достал золотую монету и всё вместе отдал караванбаши: «Возьми коня Ата и отправь надёжного гонца». С большой надеждой пожав руки караванбаши, повернулся к Ата: «Веди нас к своей знакомой тёте тебибу».

Снова Анёв – гостеприимный и чудотворный…

До дома Керимберды Хана двадцать пять-тридцать верст, а тут говоришь две-три. Медленно под уздцы ведя лошадь, запряженную в арбу, с больным добрались до дома тебибов — Гандым и Тувак. Хозяева, почуяв неладное, выбежали оба навстречу движущей свите. На ходу здороваясь и знакомясь, бережно сняли больного с повозки, внесли в дом, удобно уложили. Тувак дайза сразу узнала Ата: «Ой, верблюжонок мой, как рука?», — и погладила по руке. «Спасибо, с вашей повязкой через две недели прошло». Хазар бег вручив больного в надёжные руки, поскакал к Керимберды Хану. Хозяин был дома. Доложив обо всём, гость не находил себе места. Керимберды Хан сразу распорядился освободить отдельную комнату в ховли, и гостевые юрты. Хазар бег ещё раз объяснил тяжесть состояния своего друга и попросил Хана отправить своих ребят, чтобы поставили временную, новую юрту рядом с домом Гандым тебиба. «Непременно, сейчас, — и тут же дал указания. — А ты давай, проходи».

Хазар бег от всего отказался, попросил верблюжий чал, опустошив большую чашу: «Слава Аллаху, что есть такой напиток». Подошел приказчик: «Агам, что вам собирать из продуктов больному и вашим людям?»

— Двух петушков, свежие лепёшки, в каждую положи кипящего в казане мяса, без жидкости. Чтобы не протекло сложи в санач (мешок из козьей кожи).

— Непременно.

И через минуту Хазар бег на своём скакуне на обратном пути к другу. В седле проговаривал уже не про себя, а вслух: «О, Всевышний, помоги ему. Молод, образован, учёный, книги пишет. Человек славный, друг верный, говорят дом в Багдаде построил, может и дерево посадил, но нет сына, его ровесники уже своих сыновей женят. Отец каждый день молиться, его ждёт и невесту подыскал. О, Всевышний, помоги ему поправиться, встретиться с отцом, близкими, чтобы у него было всё как у людей, чтобы физика его помогла открыть тайны звёзд, волн, ведь он мечтает о земном рае для людей. Даже разыскал и был на том месте, где по пророчеству звёзд должно что-то произойти, но этого придётся ещё долго ждать. Наверное, искал порталы? Чтобы люди могли войти по короткому пути? Да, человек он славный, особенный. Спасибо тебе, Всевышний, за друзей. Я не хочу их терять, вот Баллы, озаряя путь сотням тысяч на вершине славы — погас. Будь милостив, помоги Сейиду». Он и не заметил, как Ата схватил коня за уздцы, погладил коня: «Спасибо тебе, что хозяина быстро доставил».

— А что больному хуже стало?

— Нет, но к нему никого не пускают — тебибы там. По их просьбе я съездил к речке, к рыбаку, привёз двух живых рыб. Одну сварили, другая там в большой деревянной посудине – керсене плавает.

— На, возьми, что с собой привёз, — передал свертки Ата, сам быстро вошёл в дом. В комнате на земляном полу, на новой циновке лежал Сейид весь желтушный. Гандым ага протирал какой-то жидкостью, которую Тувак дайза ложкой подавала из пиалы.

— Аллах вам в помощь. Он просыпался в моё отсутствие?

Тувак дайза отрицательно покачала головой, а Гандым ага, придерживая поясницу, поднялся: «Сынок, с благословения Аллаха все будет хорошо. Он помочился, вон я снял нижнее бельё там у порога, на него сразу налетели мураши, значит, она сладкая. Тувак, иди в огороде нарви нежного портулака», — распорядился он и продолжал расспросы: «Хазар бег, он твой брат, или родня? Так похож на моего младшего сына Джемалэтдина, светлые волосы, нос, бородка, был похож на мать, просто вылитый».

— А что с ним случилось?

— На пастбище повёз продукты, там ему в капкан лиса больная попалась, от водобоязни умер, — Гандым ага невольно вытер скатившуюся слезу. Вошла Тувак дайза и странно посмотрела на мужчин. Она забрала лежащее у двери мокрое бельё и вышла. У неё были большие, ясные, голубые глаза с пушистыми ресницами.

Хазар бег сказал: «Гандым ага, но у моего друга тоже голубые глаза, как у Тувак дайза». «А другие дети у вас есть?». «Да, слава Аллаху. Старший сын Джелалэтдин, такой же пельван, как ты. Он похож на меня. Они с дядей сотники у Керимберды Хана. Вместе служат, отличные мергены».

— Жаль Джемалэтдина, царство ему небесное, пусть покои его будут светлыми. Здоровья и удачи храбрым войнам.

— Да, вот с Тувак днём и ночью молимся, чтобы они вернулись живыми и невредимыми. Тут Ханы, уставшие от дерзких вылазок, разбойников из-за гор, которые разграбили хорезмский караван, идущий в Баку, решили усмирить их. И у нас все сёла около лечебных вод разорены, ограблены, многие уведены в плен. Наш Керимберды Хан сотню Джелалэтдина направил, чтобы наших людей, оставшихся в живых, вызволить из плена, вернуть домой. 

Приоткрыв дверь: «Тувак, принеси дон или чекмен! Кожа уже подсохла, укрой пусть пропотеет». Они оба вышли из комнаты, у двери лежало полено, видимо ствол старого гуджума, приготовленного для изготовления водосборной сардоба. Хазар бег: «Я тут посижу, а ты иди отдохни, Гандым ага».

— Ну посиди, посиди я пойду управлюсь с портулаком, рыбой.

Всю ночь при лучине супруги крутились вокруг неподвижного, почти бездыханного Сейида. Под утро Тувак принесла свежую уху: «Вот, старик, ни щепотки соли, с момента кипения досчитала до ста и убрала с огня». «Ну, молодец. Из портулака тоже отличное снадобье получилось». Гандым ага с трудом удалось из камышовой соломинки пропустить несколько ложек.

Только на рассвете Гандым ага выглянул за дверь, Хазар бег сидел на том же полене, глядя на исчезающие звёзды. Старик кивком головы пригласил его в комнату: «Сынок, с благословения Аллаха всё будет хорошо. Видишь, появилась испарина на лбу, это к лучшему». «О, Всевышний, спаси и сохрани, Амин», — сказал Хазар бег.

— А теперь, сынок, сам отправляйся отдыхать, иди, поспи немного, не волнуйся, мы с Тувак его одного не оставим.

И Хазар бег пошёл в новую юрту, поставленную ребятами Керимберды Хана, повалился на новую кошму и за считанные минуты крепко уснул. Вошла Тувак, надымила своей травой, сняла с головы дон и укрыла спину спящего Хазар бега, сказала: «Да хранит вас Аллах», и бесшумно вышла из юрты, опустив полог. Оставшуюся траву собрала в букет и повесила у входа над пологом: «Отгони все беды и болезни, Амин». И снова подошла к больному. Свет из открытого дымового отверстия падал прямо на лицо Сейида. Вдруг от сходства лица больного с сыном Джемалэтдином она обомлела, взяла его руку, гладила, искала пульс, не нашла: «Сынок, как ты похож на моего Джемалэтдина». Долго разглядывала ладонь, мягкие ладошки, длинные, тонкие, озябшие пальцы. Она подумала: «Эти руки никогда от роду не держали лопату, мотыгу, молоток. Сынок, кто ты? Шазаде? Ханзаде? Торе? Или сроду болезненный человек?». В это время вошёл Гандым, присел с другой стороны: «Это лицо, Тувак, никого тебе не напоминает?». «Я только, что от падающего света, увидела профиль моего Джемалэтдина». «А я с первого взгляда увидел это сходство. Надо же. А ведь этот человек родился может, за три моря». И оба не могли удержать слёз.

В это время вошёл Хазар бег. Увидев их мокрые глаза, испугался. Тувак быстро выбежала, а Гандым спокойно объяснил.

— Агам, сегодня уже третий день, почему он никак не очнётся? Меня это очень беспокоит.

— Сынок, вчера у него за день, два подкладные тряпицы были мокрыми и сегодня — одна. Выделение урины — это признак к лучшему.

— О, Аллах, дай нам терпения.

— Амин, сказали оба одновременно.

Хазар бег не находил себе места, каждый день по пять раз молился, как когда-то рядом с мавзолеем своего святого Пира. Просил, Всевышнего, своего святого помочь другу. Выходил на улицу, шагал вдоль ряда тутовых деревьев, которые уже успели обрести новую листву после весенней обрезки листьев для гусениц шелкопряда. Кругом в обозримом пространстве колосились золотые поля пшеницы. Каждый колос, как бы виновато склонив голову от полновесных зёрен ждал своего момента уборки. Жатва шла полным ходом. Чтобы без потерь собрать зерно, тут же у поля начинали молотить. Каждый занимался своей работой, только издалека успевали крикнуть соседу: «Аллах в помощь!». Даже малые дети, которые только научились ходить, подбирали камушки и отгоняли птиц, клевавших зерно, повторяя действия детей постарше. А старые, немощные сидели в тени тутовых деревьев, собрав вокруг своих внуков и правнуков, говорили про хлеб. Урожай уродился на славу, глаза и душа радуются.

«Надо съездить к Ягмур Харману, добрым словом подбодрить. Хороший человек, трудяга». – с такими думами шёл обратно к дому. Навстречу – Ата: «Хозяин, чай заварил и горячие лепёшки с тамдыра принёс». «Спасибо, Ата, ты сейчас сходи к аксакалу, у кого три года назад мы брали крепкие десятибатманные чувалы для зерна. Он меня знает, скажи, что ты от Хазар бега». «Ну, я тогда побежал».

Хазар бег не успел допить свой чай, как вернулся Ата: «Агам, он вам передал большой привет. Пятнадцать готовых есть, ещё пять будут через неделю». «Иди обратно, забери готовые». После чая снова зашёл к Сейиду. Ему показалась, что желтизна кожи немного спала. Тувак дайза ходила вокруг, читая молитву, отгоняла мух. Потом села у ног, из-за пазухи достала вязанные носки из верблюжьей шерсти, примерила их, приговаривая: «Сынок, когда неподвижно лежишь, ноги зябнут, дай я их надену тебе». Хазар бег, молча глядел на неё: «Какая святая женщина, заботится, как о родном сыне. А ведь для неё мы просто путники с большой караванной дороги. У неё столько доброты, любви не только ближнему, вот как чужестранца полюбила. О, Аллах, помоги же ей, оправдай её надежды». Он вышел, попросил Ата подвести коня, поехал к Ягмур-Харману. Встретились они, как давние друзья. 

— Хазар бег, я недавно узнал, что ты приехал. Как твой друг? Пусть Аллах ему поможет. Если душа теплится в теле, надежда есть. Гандым и Тувак — дар Аллаха для наших людей. Безотказные, заботливые, знают своё дело. Чужую боль ощущают, как свою. Бог им в помощь. Обязательно поднимут на ноги, не сомневайся. Проезжал Довлетгельды с караваном, твой дар — чай из Чин-ма-чина передал. Спасибо, брат. Довлетгельды говорил, что с благословения Аллаха, возможно к жатве отец будет возвращаться по этой дороге. На счёт зерна тогда ничего нельзя было сказать.

— Вот-вот, Харман ага, поздравляю с добрым урожаем. На следующей неделе Ата завезёт двадцать десятибатманных чувалов.

— Сколько сможешь, наполнишь.

— Если захочешь, с каравана товарами расплачусь, если нет, — деньгами.

— Друг, когда мы с тобой не договаривались? Такого не бывало.

Недалеко женщины веяли на ветру зерно, тяжеловесное падало у ног, образуя гору бисера, подростки затаривали мешки. А поодаль старики под тутовыми деревьями, натянув гамаки качали малышей. Все были заняты работой, заботами. Любо-дорого поглядеть.

— Хазар бег, мы тут от зари до заката. Вон мой камышовый навес, там козленок на привязи. Пойдём, ты же путешественник, для тебя по-походному зажарю. — С благословения Аллаха обязательно отведаю, только в другой раз, — пожав сильную руку Ягмур-Хармана, Хазар бег вернулся к Сейиду. Потрогал лоб, погладил подросшие, кудри. Сколько красавиц, увидевши это ангельское лицо, сохнут? А ты сначала хочешь найти что-то в науке, а потом невесту. Нет, брат, если Аллах поможет подняться на ноги, с его же благословение даю слово, отвезти тебя к отцу и стать свидетелем на твоем «ника».

.

Гюльсара Матпанаева,

г.Ашхабад.

Продолжение следует…

Комментарии

Нет комментариев