Индия (Первая четверть ХVIII века)
Братья на веки
Наступил четверг. Дождавшись Давида, начались приготовления к визиту, — через час они уже ехали в загородную резиденцию Хана. Дорога была им хорошо знакома. За три-четыре версты до дворца их встретила конная охрана. Узнав, что это именно те гости, которых ожидает хозяин, двое всадников далее их сопровождали. Так они доехали до дворца, их встретила снова охрана. Гости сошли с коней, которых тут же взяли под уздцы и увели. На ходу отряхивались от дорожной пыли, они последовали за встречающим их человеком. Он шёл впереди безмолвно, раскрывая перед ними двери, скоро вошли в просторную залу, где их ждал уже знакомый им визирь Хана, который их повёл дальше.
В просторном кабинете Баллы Хан восседал в кресле. Недалеко, за небольшой подставкой для книг на коленях, сидел писарь, или работник дивана и записывал что-то в открытую книгу. При входе посетителей он тихо удалился в боковую дверь. Баллы Хан был в хорошем расположении духа, встретил гостей с улыбкой на лице, со всеми поздоровался обеими руками. Его визирь и трое гостей расположились по обе стороны трона.
Расспросив гостей о здоровье, о том, как они привыкают к здешнему климату, продуктам и здешней кухне, и местным устоям, людям. Далее, он осведомился о нуждах и возникающих проблемах, после чего попросил пригласить визиря, ответственного за строительство. Вошёл тот самый дородный радушный человек, который уже несколько раз был на объекте, и по случаю Курбан байрама под его руководством недалеко от стройплощадки возводился ханский шатёр.
Хан первому дал слово Сейиду, тот хотел подняться, но он махнул рукой, разрешая декларировать сидя. Визирь к нему поближе пододвинул подставку для книг и бумаги. Сейид начал: «Здание четырёхугольное, венчается с куполом, над ним – серп молодого месяца. Минарет – с навершием для муллы, созывающего верующих на намаз, тоже с венцом. Здание окружают галереи с множеством деревянных колон с резными узорами, внутри — большой двор с бассейном. На сегодня завершены земляные работы, готовимся приступить к закладке минарета».
Был вопрос визиря: «Светлейший Хан, а сколько будет минаретов?» «Один», — был ответ. Далее Сейид продолжал: «Мы привезли с собой священную книгу Коран для выбора цитат из неё на арабском языке. Если ваша Светлость утвердит их, мы были бы более уверены в процессе и сроках, ведь нам надо готовить эскизы трафаретов в гармонии с рисунками на отделочных плитах. Эта работа очень тонкая, необходимо много времени. Мастера уже по ходу строительства должны заниматься этой ювелирной работой по внутреннему и внешнему убранству».
Доложено было на арабском языке, поскольку Хан отлично знал этот язык. Визирь, ответственный за строительные работы, тоже кивал головой, значит, тоже понимал, о чём идёт речь. Толмача не было. Затем были представлены бумаги со списками необходимого материала, их передали визирю.
— Заказ на изготовление деревянных колон и дверей уже сделан, работа по ним начата, — продолжал Сейид.
Хан поблагодарил за доклад и распорядился: «Сулейман, оставь у себя все бумаги, через неделю мы их вернём, по сделанным замечаниям и предложениям отдельно посоветуемся. Когда всё будет готово, отвезёшь исполнителям. А сейчас распорядись отвести гостей в нашу гостиную».
Посетители следовали за визирем, прошли череду многочисленных коридоров дворца, оказались в большой гостиной, где уже всё было накрыто к обеду. Сюда через некоторое время пришёл и Хан в более просторной одежде. С ним был гость примерно такого же возраста приятной внешности, похожий больше на купца. Хан неторопливо уселся, потом важно представил своему спутнику гостей: «Сейид – архитектор, зодчий, учёный. Он вырос в Испании, учился и получил образование в Багдаде и Англии. Давид и его сын Давут – из Барселоны, но учились тоже в Багдаде. Они – знаменитые мастера, уже построили десятки мечетей в разных странах. Мы с Раджем соседней провинции уже давно их ждём».
— Слышал, что у мастера Давида здесь работают два его внука?
Давид, не скрывая гордости, кивнул головой.
— Дорогие гости, а это мой родственник и друг Хазар бег, который только что приехал из Нишапура.
Затем Хан дотронулся до лепёшки и все начали трапезу.
— Хазар бег, я очень рад, что ты познакомился с такими удивительными людьми, тружениками в буквальном смысле этого слова, ведь они работают днём и ночью, не зная усталости.
— Аллах вам в помощь, — и на хорошем фарси Хазар бег прочитал стихи Фирдоуси, где поэт с уважением воспевал тех, кто своим трудом зарабатывает хлеб насущный.
Лицо Сейида засияло, со словами благодарности он на фарси обратился к Баллы Хану: «С вашего разрешения», и прочитал из книги «Шахнаме» стих Фирдоуси, прославляющий подвиг легендарных героев. В этот момент его вдохновенное лицо надо было видеть, словами – не передать. Лицо Сейида сияло, глаза сверкали. Хан и его друг Хазар бег, затаив дыхание, слушали. Сейид читал, хотел остановиться, сказав: «Мне неудобно отвлекать вас от божественной еды. Всё стынет».
Баллы Хан подумал, что забыл, как там было дальше, но машинально произнёс следующую строчку стиха затем со словами: «Уважаемый учёный, Слава Аллаху, еда есть всё время, но такие чтецы – не всегда. Если можешь, прошу, продолжай». И Сейид декламировал стихи ещё полчаса.
Друг Хана прослезился, встал, подошёл к Сейиду и крепко обнял его: «У тебя отличное произношение на фарси, и голос берёт за душу».
Давида и Давута голос Сейида в такие моменты тоже поражал, хотя они не очень хорошо знали фарси.
Тут внесли жаренную на вертеле баранину, сюзьму, айран, печеную тыкву, очищенные фрукты, гранатовый сок. Отец с сыном понемногу пробовали всё. Сейид взял себе сюзьму на лепёшку и кусочек тыквы, поел и запил айраном. Гость хозяина обратил внимание на Сейида, произнёс: «Дорогой учёный, разве большие знания и обильная пища не совместимы? Чтобы хорошо думать и работать, надо хорошо есть». Улыбнувшись, он своим кинжалом отрезал два рёбрышка от аппетитного с золотой корочкой куска, и на кончике ножа подал ему снедь.
Сейид взял с благодарностью и положил себе в тарелку, а сам глядел на Хана, молодого, красивого, скромного и мудрого, невесть откуда, как и мы, пришедшего, подумал: «Они с другом чем-то похожи, и оба успешные, но главное ли это в их судьбе?»
Сейид сам для себя заключил: «Дело в том, что они оба сильные, храбрые, самым избранным людям смело открывают душу и сердце, а те в свою очередь платят им любовью и преданностью. Да, таких, как они, ни власть, ни слава, ни богатство не испортят. Какой глубинный смысл был в прочитанных Хазар бегом стихах? Он сам из таких смелых, и если будет на, то необходимость, ценой собственной жизни будет защищать свою страну и народ, не уронит ни при каких обстоятельствах свою честь и достоинство».
Хан заметил задумчивость Сейида: «Дорогой брат мой Сейид, как прошло знакомство с нашим учёным?».
— Премного благодарен Аллаху, я был с ним знаком заочно очень давно, семнадцать лет ждал этой встречи. Спасибо за содействие.
— Если не секрет, какой наукой вы занимаетесь?
— Астрономией, астрологией, в частности, физикой.
Хан вставил: «Это что-то из философии?»
— Сейид кивнул головой и ответил: «Она теперь отделилась от неё, но всё равно там присутствуют законы философские».
— За естественными науками, как ты говоришь, большое будущее? — продолжал Хан – И как себя чувствует уважаемый учитель? Я давно его не видел.
— Спасибо, хорошо.
— Сейид, через неделю после обсуждения во дворце будут готовы решения по внутреннему и внешнему оформлению. Если он будет в состоянии, я пошлю за ним фаэтон, и вместе приезжайте. Хазар бегу он по звёздам предсказал рождение сыновей через двенадцать лет.
Тут очнулся Хазар бег: «Да, слава Аллаху, и уважаемому учителю, я очень рад слышать, что он жив и здоров, тоже хочу с ним увидеться, чтобы ещё раз поблагодарить».
Зашёл придворный мулла. Ему налили чай, когда допил, визирь ему кивнул, чтобы тот прочитал молитву после обеда и, после общего «Амина» гостей проводили до самого дома, их сопровождала дворцовая охрана.
Обет вечной дружбы
В назначенный день и час, они вновь собрались во дворце для делового совещания – для обсуждения окончательного решения по вопросам, изложенным на тех составленных бумагах для их окончательного утверждения и дальнейшего исполнения на стройке. После успешных переговоров и принятия решения, которое было по душе всем сторонам, гостей пригласили на званный ужин.
Гости, уже знакомые между собой, расселись поудобнее, с интересом разглядывали убранство новой гостиной. Одна стена была увешана военными доспехами Хана. Тут были сабли, кинжалы, луки и стрелы, колчаны, защитные щиты – все с памятными надписями. Через некоторое время вошёл Хан. А Сейид тем временем, не поворачивая головы, уставился в стену, где была обрамлённая благородным ониксом ниша с несколькими полками, на которых стояли книги.
Хан заметил, куда был устремлён взгляд Сейида: «Дорогой друг, я заметил, что книги тебя интересуют больше, чем вкусная еда. Вот тебе маленький фазан», — и протянул ему шомпол. Тот с благодарностью принял и положил его на свою тарелку.
— Ешь, а потом я тебе разрешу их полистать.
— Я и так издалека узнаю своих «друзей» моего детства. Вот эта книга, — Сейид указал на один корешок, — думаю, Ибн Сина, потом идёт Омар Хайям, потом, — он многозначительно посмотрел на Баллы Хана, — а эту книгу я не узнаю, она, видимо, из новых.
— Это Бедиль – Мирза Абдылкадыр Бедиль, он был у меня в гостях, и подарил свою книгу. Поэт, мыслитель, пишет на фарси и хинди. Очень хороший человек, очень смелый и правдивый, своё мнение красиво излагает, — и Хан прочитал его четверостишие на фарси о силе добра, а остальные книги вы верно указали. А после фазана мы с вами сыграем в шахматы.
Рядом с нишей стоял низенький столик, на нём – доска с шахматными фигурами.
— Всего фазана одолеть не смогу, а вот пиалу кислого молока – смогу, — сказал Сейид, выпил, поблагодарил Аллаха.
— Дорогой Сейид, вы почему эти книги назвали «друзьями» детства? Я ими начал интересоваться значительно позже детства.
Сейид за шахматной доской рассказал о себе, где и как вырос, о хранилище книг – библиотеке в Барселоне. Когда он завершил свой рассказ, Хан начал читать стихи Хафиза об истинной самоотверженной, верной дружбе. У Хазар бега и Сейида повлажнели глаза. Давут слушал с большим вниманием, хотя и не все слова понимал на фарси. По окончании все благодарили чтеца.
Потом, Хан поднял чашку с гранатовым соком: «Друзья, этот сок из рубиновых ягод граната по окраске подобен нашей крови», — и дальше произнёс: «Как сказал один философ и поэт Омар Хайям, ничего случайного в этой жизни и природе нет. Всё основано на законах философии: причина ведёт к следствию, и следствие снова к причине. Я думаю, Аллаху было угодно, чтобы мы встретились, отведали вместе хлеб и соль. Я прошу благословения Всевышнего, чтобы наше знакомство переросло в дружбу, которая никогда бы не прерывалась».
— Амин, — сказали все.
Они все поднялись, крепко обнялись. Вот так, на званном ужине с бокалами гранатового сока в руках они дали обет верной дружбы, и стали отныне названными братьями.
Сейид и Баллы Хан снова сели за шахматную доску. А Хазар бег всё рассказывал Давуту о своих путешествиях по северной и южной дороге, что и как было, и что на сей раз он с благословения Аллаха собирается по северной дороге: «Поклонюсь своему святому Пахлевану Махмуду, встречусь со своими друзьями в Аневе, Мерве, Сарагте».
Сейид, продумывая свои шахматные ходы, одним ухом слушал Хазар бега, и когда после очередного хода Хан поднялся нюхать табак, положив щепотку на тыльную сторону кисти у большого пальца – расчихался, Сейид тоже отошёл к собеседникам, обратился: «Хазар бег, я с четырнадцати лет, как прочитал в книжках про Древний город Мерв, так с тех пор мечтаю там побывать».
— Да, друг, с благословения Аллаха твоя мечта, считай, уже сбылась, я сам тебя отвезу.
Потом Сейид увидел, что Хан вернулся к шахматному столику, тоже направился туда.
Уже было совсем поздно, однако гости Хана были бодры, сна – ни в одном глазу. Хазар бег успел рассказал всё Давуту, даже про свой сон, который ему приснился двадцать лет тому назад. И Давут в свою очередь пересказал свою родословную, что тоже в двухлетнем возрасте с отцом и матерью добирался из Туркестана от берегов Джейхуна до Хазарского моря, потом через Баку – Тифлис, следовал по морям до самой Барселоны: «Моя мама из тех мест, она мне много раз рассказывала про свою Родину, а я был слишком мал, чтобы что-то самому запомнить, помню крохи из её рассказов».
Уже пропели первые петухи, когда Хазар бег сказал: «С истинными друзьями хочется говорить ночи напролёт. Я прочту стихи своего пира поэта Пахлевана Махмуда».
— Мы слушаем, — сказал, повернув голову, Баллы Хан.
Хазар бег начал: «Друзья, он считает, что десять лет, проведённые в зиндане, лучше, чем мгновение с невеждой», и дальше он декламировал: «Проводи время с умными знающими людьми… Если же тебе не удаётся это, то зря не трать время…»
— Давут, для меня каждое его слово звучит свято.
Они подошли к шахматистам. Хан поднялся, похлопал Хазар бега по плечу: «Я думаю, что твой кумир всё слышит, и благодарит тебя, молодец, берекелла». Хазар бег: «Друг мой, агам, ты один на свете, кого я считаю похожим на моего почитаемого святого». Нет — был ответ. «Я – один из многих и до твоего кумира мне очень далеко. Я рад нашей встрече, и премного благодарен Аллаху, и прошу пусть он укрепит и сохранит нашу дружбу, Амин».
Они все вместе отправились умываться, и после намаза сели завтракать. Потом карета в сопровождении эскорта двинулась обратно в город по берегу Джунны, по райскому уголку девственной природы неописуемой красоты. Хан настоял, чтобы его друзья сели в карету, ехали вместе до последнего поста. Начал разговор о Тадж Махале спросил о впечатлениях от его посещения.
Сейид поблагодарил за такую предоставленную возможность и заверил: «Мы были поражены тем, что увидели. Действительно, человеческий ум и инженерные знания, «золотые руки» мастеров способны творить чудеса». Затем Хан в лоб спросил: «Скажи мне, как учёный – другу, что ты думаешь о египетских пирамидах, кто и как их построил на земле? Я их видел, когда в первый раз ехал домой из Мекки через Мусир».
Сейид не ожидал такого вопроса, глядя ему в глаза, сказал: «Физика ещё очень молодая наука, и когда-нибудь потом она докажет, как всё было построено. Сам я предполагаю, что Всевышний так распорядился, что какая-то неземная очень высокоразвитая цивилизация, формы жизни, через волновые движения приводила в действие мощные рычаги, мощные одинаковые глыбы именно на нужном им месте планеты по заранее заданному проекту. Вот так, возможно, были созданы эти сооружения без участия человеческих рук. Для чего-то эти пирамиды появились именно там, где они и стоят».
— Спасибо, искренний друг, что ты поделился своим сокровенным предположением.
Тут карета остановилась, гости перебрались в фаэтон. Хан: «До скорой встречи», отдельно Сейиду: «Удачи на ниве науки, дорогой философ-физик». Гости уже расположились в освободившемся от сопровождающих фаэтоне, отправились домой, и вскоре были на месте.
Очередная встреча друзей
Очень скоро Хан вновь пригласил к себе друзей – Сейида, Давида, Хазар бега и Давута, а также Индия Джайя, Раджа Бабура и Эрмухаммеда торе, предвкушая интересную беседу. В депеше было указано Хазар бегу прихватить дутар. Когда тот ознакомился, подумал, значит, и гиджак Довлетгельды нужен. В назначенный срок визитёры были готовы, за ними из дворца прибыла карета.
В ходе встречи, деловой части её обсуждали насущные вопросы, собравшиеся говорили о строительстве дома книги невдалеке от обсерватории Джайя и старого здания академии. Обсудили проект, ведение строительства, наименования и количество материалов, конкретные сроки, необходимую рабочую силу, денежную подпитку. При активном участии Хана, счетоводы обозначили сумму, также была достигнута договорённость, что вся работа будет оплачена из казны, а все книги дворца будут потом переданы новой библиотеке, надежная охрана, руководитель и другие работники будут на государственном довольствии. При общем одобрении было решено новый дом назвать в честь великого индийского учёного Индия Джайя.
Затем присутствующий визирь по распоряжению и знаку хозяина дома пригласил гостей перейти в другую гостиную. Там был дастархан с национальными блюдами и заморскими яствами. Баллы Хан и Раджа Бабур прошли на почётные места, потом у стены расположился Хазар бег в новой атласной косоворотке с вышитым замысловатым орнаментом под узоры тюбетейки, подпоясанной красным кушаком. Он был обут в мягкие ичиги из козьей кожи. И важно восседал с дутаром в руках, а рядом уже сидел Довлетгельды со своим гиджаком.
Эрмухаммед торе рядом с собой укутывал только что заваренный чайник зелёного чая – приготовился подавать чай для бахши и его помощнику. Напротив – по ту сторону дастархана рядом расположились два учёных – Индия Джай и Сейид. Они тихо вполголоса очень оживлённо беседовали, для них существовал только их предмет беседы, казалось, они не замечали ничего вокруг, говорили о только им одним понятных и интересных вещах. В стороне отец и сын – два мастера продолжали давно начатый важный для них разговор – о возведении книгохранилища, вспоминали элементы и архитектурные секреты барселонской библиотеки, где проработало несколько поколений их предков, и сейчас трудятся их родичи. То есть все с удовольствием перешли к приятной беседе о чём-то своём.
Зазвучали первые аккорды – Хазар бег тронул струны дутара, вступил гиджак. Всё вокруг стихло. Сначала Хазар бег пел песни из сочинений Фирдоуси, Омара Хайяма на фарси, потом – о Родине, матери и ребёнке, красоте родной земли, где зима и лето очень суровые, но которую не променяет ни на какие блага на чужбине.
Хан покачивался в такт музыке, видно было, что он слушал с удовольствием. Потом лились песни о любви, которая окрыляет человека, о человеке труда, который каждый проросток из зерна проса поливает своим потом, получает тысячекратный урожай и кормит свой народ.
Давид и Давут понимали тюркские слова. И когда бахши прерывался на чай, вытирая пот со лба, все хором пытались выразить словами благодарность на всех языках, в том числе и на тюркском. Сейид, Джай и Хан восхищались исполнителем. Учитель: «Они не очень близки, но словно из одного теста слепленные, — собранные, организованные, обаятельные, смелые».
— Да, Сейид, я же тебе рассказывал, что от Хазара до Хивы я добирался с остановками в крепостях – гала, ховли, на пастбищах у чабанов, в селениях у колодцев. Там живёт очень трудолюбивый, терпеливый, добрый и гостеприимный народ. Вечерами они сообща готовили пищу в большом казане, и всех одинаково кормили досыта – и гостей, и пастухов, и любимых алабаев – местная пастушья порода собак-волкодавов. Такие собаки, каждая с верблюжонка, — вспоминал Индия Джай.
— Я думаю, что этот народ столетиями воспитывался на канонах «Авесты», где прописано всё — что можно, а что нельзя. Чтобы эти правила сохранить, их сначала выбивали, высекали на камне, а потом – на бычьих шкурах писали. И передавали из поколения в поколение. Об этих правилах знали все – от мала до велика, дети всё постигали с молоком матери, о таких правилах пелось в колыбельных бабушек. Сейчас это переросло в традиции, оформилось в культуру, трансформировалось в обычаи. И потому, учитель, вы правильно подметили, что они словно «сделаны» из одного теста.
Затем, разогревшись, Хазар бег приступил к своему любимому дестану о Героглы. Понимающие язык исполнения, и не понимающие его слова, внимали с одинаковым вниманием, были поглощены зрелищем, пребывали во власти музыки и эмоционального напряжения души. Звуки дутара и гиджака отзывались в сердцах каждого слушателя. Всё их внимание было отдано представлению, сюжету, монотонным движением тел артистов под музыку.
В это время учёные продолжали тихо обмениваться мнениями: «Учитель, вы же не понимаете по-туркменски? Ну так в дестане поётся о сильно и смелом победоносном герое легенды, защитнике Родины». Тут Эрмухаммед торе добавил: «Сейчас Хазар бег поёт, как Героглы поборола храбрая девушка». Джай, помолчав: «Сейид, и без знания языка, туркменская музыка, манера исполнения — мне сказали всё. Этой песней о герое Героглы певец призывает всех джигитов до единого быть сильными, смелыми, храбрыми и побеждать, — только так можно защитить свою родную землю, женщин, стариков и детей».
И Джай, поглядев в сторону Эрмухаммеда торе, заметил: «А легендарный герой дестана не смог победить храбрую красавицу потому, что он с уважением и любовью относится к женщине, матери, сестре, супруге, дочери, и не смог он прилюдно уронить её честь и достоинство, поэтому преклонил перед ней колено. А Хазар бег и Хан наш –удивительные люди. С Хазар бегом я познакомился очень давно, — талантливый человек от природы, талантлив во всём. Посредством нехитрого музыкального инструмента с двумя струнами певцы-бахши веками изливали душу. И сейчас Хазар бег своей вдохновлённой игрой призывал всех джигитов брать пример с героя дестана – гордого и независимого, у которого главным мерилом его поступков в жизни была совесть. И тогда, храбрым и свободным победа никогда не изменит в бою».
После таких слов Эрмухаммед торе подошёл к Индия Джайю и с низким поклоном пожал ему руку, поблагодарил старца и Сейид.
Прошло много времени с того дня, когда по дороге в империю Чин Эрмухаммед торе вспомнил об этом вечере и обратился к Сейиду, задумчиво сидящему в повозке, который обозревал степные просторы, слушая, как где-то недалеко пролетел табун диких низкорослых лошадей: «Сейид, когда в последний раз Хазар бег пел свой дестан, у твоего знакомого учёного с собой не было ни магических камней, ни астрологических карт, и меня по сей день поражают его слова о дестане. Ведь он, не зная ни слова по-туркменски, пророчествовал, что ещё сотни лет этот дестан будет служить людям, вселяя в них веру в добро и справедливость, вдохновлять на подвиги воинов и призывать к доблести защитников своего Отечества».
.
Гюльсара Матпанаева,
г.Ашхабад.
Продолжение следует….
Комментарии