У энергичного, молодого Юзбаши Керимберды Хана всё было под контролем. Советник по стройке Хазар бег всегда был рядом. Сегодня знаменательный день за символическим, первым колышком Хана пойдёт строительство.
Подъехал Ягшигельды ишан со своими учениками и помощниками — сопы. Хазар бег на фаэтоне привёз Сейида и Рамеша, который ни на шаг не отступал от него. Подъехал Керимберды Хан в сопровождении нескольких конников. Это были тоже Юзбаши и советники. Ловко спрыгнув с коней, они сразу взялись за дело. Ягшигельды прочитал благословляющую молитву и после общего «Амина» Хан пожелал всем удачи и отъехал. Всё двигалось очень быстрыми темпами, быстро вбивали колышки, натягивали шнуры. Первый «символический кирпич» положили Сейид, Джелал и Хазар бег. Потом Джелал привёл отца: «У тебя рука «лёгкая», ведь каких тяжелых больных выхаживаешь, давай, поставь и свой кирпич». «Ты что, сынок, я же всего-навсего тебиб». «Отец, ты для меня главный после Всевышнего». И лекарь послушался, аккуратно поставил кирпич.
Сейид сделал много замечаний по качеству кирпича, о том, что при обжиге огонь должен быть равномерным. Попросил формировщиков кирпича принести все колодки. Измерил их, нашёл разницу. Всё исправляли на ходу. Сил и средств было много, дело требовало мастеров, с которыми Сейид привык работать. А Рамеш и Гандым ага торопили Хазар бега быстрее забрать больного Сейида домой.
Каждый из жильцов гала и окружающих приходили посмотреть, пожелать удачи, приносили пожертвования, кто что мог. Добралась пожилая женщина с ослепшим глазом, опираясь на посох, вытащила из кармана дона десяток яиц и положила у казанов, где готовилась пища для работников. Чайханщик у самовара отвёл её под навес, посадил, принёс чаю и еды: «Что ты, дайза, в такую жару шла. Иди отдохни». «Иду из Гями, сынок, собственными глазами захотела посмотреть и пожелать удачи вам в святом деле». «Спасибо, дай Аллах вам здоровья. Отдохни, пей чай, ешь. Жара спадёт, потом пойдёшь». «Да, да спасибо сынок».
Сейид, Хазар бег и окружающие глазам своим не верили, стены поднимались быстро. Порталы, углы, пилястры были ровные даже без использования отвесов, ведь их контролировал сам Сейид. Но шлифовальщиков кирпича не было. Сидеть и учить новых учеников Сейиду не позволяло здоровье, да и времени не было. Так что как-то справлялись сами. Очень быстро подняли стены до отметки четырёх метров, здание казалось высоченным. Ещё будет карниз, купол и минарет. Был заготовлен фундамент для минарета, весь брак из печей обжига ушёл туда, как в бездонную бочку.
Хазар бег встречал в караван-сарае почти каждый караван из Коне-Ургенча. Почти с каждым караванбаши он был знаком. В этот раз интуиция не изменила ему. Приехали караваны купца из Мерва, они поздоровались. Вон они, твои гости с караваном «конели доганлар» приехали. Наконец-то он узнал о прибытии долгожданных гостей. Обнимая каждого и обоих вместе, искал глазами парней Мусу и Рашида.
— Хазар бег, не ищи. Они уже, наверное, добрались до Баку. С караваном арабского торговца Омара захотели поехать. Путешествия по новый дороге, молодость, романтика, упросили нас с отцом. Как Сейид?
Благополучно прибыв, разгрузились при луне, расплатились с погонщиками. Давут прошёлся и вслух поблагодарил … и верблюдов. Хазар бег положив руку на плечо другу, расхохотался своим заразительным смехом. Тот посмотрел на отца: «А я к ним привык, привязался, умные животные. Слава Аллаху, они нас благополучно доставили». И всю дорогу до Гала Керимберды Хана Хазар бег рассказывал о нём.
Потом была радостная встреча с Сейидом, разговором не было конца. Особенно Сейида удивил рассказ о том, как на их пути возник гала, где родился и жил Махмуд Замакшари: «Как хорошо, что вы поклонились святому Махмуду. Я считаю это вы отдали дань заслуженному ученику нашего Альма-матер.» Давид осторожно поднялся с места и принёс свою старую рубаху, развернув повернул рисунок: «Вот крепость где родился и жил ваш коллега Сейид поднялся и крепко обнял Давида. Потом перенесёте на холст. Ведь тот твой набросок мавзолея дочери Хана Тохтамыша на еврейской горе привезённой из Крыма двадцать лет висит в кабинете у деда Амбросия.»
— Сейид, мир тесен, вот что я узнал в Туркестане. Прославленный мастер, строитель – дальний родич прадеда Джумагали, в своё время был угнан на строительство этого мавзолея и уже оттуда не вернулся. Вот почему я говорю ничего случайного у Всевышнего не бывает. Сейид посмотрел на Хазар бега: «Чей интересно дальний родич учавствовал в строительстве Замакшир гала?» Заразительный хохот Хазар бега заставил всех присоединится.
Рамеш на правах лекаря потушил лучину: «Сейид ещё слаб, ему надо спать». Да и путники с дороги валились с ног. Сейид проснулся раньше всех, приготовил мольберт с общим видом строящиеся мечети и в двух словах пересказал хронологию строительства. Подхватил Хазар бег: «Тут, друзья, представьте себе, на девятый день я заметил, что он пробуждается, оживает, побежал за Гандым ага и Тувак дайза».
Снова пошли созидательные дни, мастера, отец и сын принялись засучив рукава за дела, присмотрелись к работающим, подобрали себе помощников. Давид по-своему обжёг достаточное количество кирпичей. Пришёл караван, Хазар бег с Хаджимуратом и Довлетгельды, они из Хивы взяли с собой младшего сына Довдан бая, на учёбу в новом медресе Хазар бега. После кратковременного отдыха животных, погонщики погрузив приготовленные двадцать чувалов пшеницы и отправил в Нишапур, освободил десять неров, загрузил дарами и отправил в Коне-Ургенч, чтобы там по заказу и расчёту Давида и Давута у Кулала Кемала изготовили глазурованные плиты для поясов минарета, такого же цвета как на минарете в Коне-Ургенче. Показал, как их по-китайски упаковать, чтобы ни одного не разбить по дороге.
Сейид не то от радости, что прибыли Давид и Давут, не то от того, что работа закипела, темпы ускорились в разы, был абсолютно счастлив. Мастера всё до мелочей взяли под свой контроль. Минарет за неделю поравнялся с карнизом здания, которое по проекту в высоту выходило почти такое же, что возвели строители Хазар бегу. Там был минарет, высоченный, для гармонии с другими высотными зданиями и башнями города. Но здесь мечеть одна, и чтобы комплекс сам по себе создавал гармонию, вокруг посадили остроконечные тополя, которые вырастают до десяти метров.
После приезда мастеров, кухня тоже была в рабочем состоянии. Улучшилось качество пищи, количество, всего было вдоволь. Но всё равно произошёл инцидент. Двое из рабов носили глину мастерам-кладчикам. Первому наполнили ведро, второй подошедший, не дождавшись очереди, забрал. Первый пришёл в ярость, догнал взял ведро с глиной, надел ему на голову. А тот бормотал: «Я просто хотел, чтобы ты немного отдохнул, пока заполнят моё ведро». Началась суматоха, кто разнимал, а кто полез кулаками защищать. Джигиты Юзбаши, наблюдавшие за работой, сразу усмирили их. Подошёл возмущённый Ягшигельды ишан: «Чего им не хватает? Кормят, поят, наши их не трогают, обещают отпустить по завершению строительства, так они сами между собой не могут ужиться. О, Аллах, дай им терпения и смирения».
Прибывший на днях с караваном сын друга Хазар бега из Хивы рассказывал: «В Хиве на строительстве медресе Хана драчуны тоже бузят, их раньше по два-три в сопровождении нукёров разрешали на базар, сейчас ни одного не выпускают. Ишан ага, как завершим работу с кирпичом и глиной, потом они нам вовсе не нужны. Отделочные работы мастера сами проведут.
Давут завершил купол, а Давид начал кирпичный настил внутри. В утреннюю и вечернюю прохладу под его руководством возвышался минарет. Давут занёс внутрь свой золотой груз и с жалостью к верблюдам: «Бедные животные, провезли вас через Каракумы и снова вернули сюда, значит истинное предназначение ваше здесь.» Вспомнив о словах Сейида, с какой легендой на устах он пробуждался от девяти дневного сна. Хазар бег перевёл их с фарси. О каких мифических, огнедышащих драконах он говорил? Мои плитки с рисунком красивой вязи из цветов с лепестками и листочками? И сам себе: «Но всё, брат, зависит от твоего мастерства.»
Недолго думая, изобразил силуэт совсем мирного дракона, утопающего в цветочном панно. Разглядеть мог человек с воображением. И снова сам себе: «По-другому нельзя. Я бы мог создать скульптуру настоящего дракона, но мы же не в Италии и не в Китае, а тут я не могу позволить такое творчество. Друг ты мой, необычный, мечты, сны и болезнь у тебя никак у людей. Пусть этот необычный, утопающий в цветах, умиротворенный дракон будет символом мира, согласия, добра и каждому входящему сюда даст любовь к ближнему, веру, надежду, счастье.» Снимая и отряхивая платок с головы подошёл к хаузу, то же вымощенный жженым кирпичом, умылся.
Оставалось выкопать отмеченный в проекте колодец и тоже внутри обложить кирпичом. Копать колодец — это святое дело, надо поручить людям по выбору Ягшигельды ишана. И завтра же отказаться от оставшихся рабов. Медленно шёл под навес, там уже сидел Давид, и Давут присел и оглядываясь: “Отец, ты уже не поднимайся, дальше с башней и венцом я сам справлюсь, и ребята уже руки набили, всё-таки уже шестой десяток завершаешь». Давид немного промолчав: “Ты сынок не считай мои года, у Аллаха каждый мой вдох и выдох просчитан, до последнего. Да ну? Хорошо хоть сам человек о последнем не знает. Каждое утро Сейид медленно ступая обходил объект. Внук Рамеша выстругал красивую тросточку, но он старался обходиться без неё. С каждым встречным неторопливо здоровался, а Давут в это время поправлял плитки на циновке. Сейид долго смотрел на панно и улыбаясь представлял его уже перпендикулярным на порталах. Отличный визуальный эффект. Давут повернулся и увидел его. Молча поднялся и подошёл к Сейиду: “Ну как, дружище?” Сейид его крепко обнял: “Это тебе Хазар бег рассказал?” Давут кивнул головой: “Мысли твои тоже как научные предположения “Построить на эти средства дом — мира, согласия, где враждующие, огнедышащие драконы — меряться.” Оно тебя вернуло в жизнь из небытия. Я решил от радости, вот так, тайно, под прикрытием цветочков и листочков увековечить твою мысль о враждующих, огнедышащих драконах. Не знаю, Давут, что это было, сон? Но я чётко слышал негодование матери — это была Тувак дайза. Но я шелохнутся не мог, всё одеревенело. Высказал я позже Хазар бегу на фарси, он им перевёл. Они мне поверили, а моей верности данному слову, ты знаешь, реализация этой мысли дали мне силы подняться с постели. Но я тебе скажу главное, Хазар бег, несмотря ни на что всегда был рядом со мной и в Мерве, и в дороге, и тут. Верность данному слову, и дружба делает нас во сто крат сильнее.” И помолчав: “Если бы Баллы сопровождали мы или Хазар бег, мы бы его так рано не потеряли.” Оба, вздыхая, смотрели вдаль и думали о нём.
— Не кори себя Сейид. Это известно только Всевышнему.
Вдвоём обошли объект, на всё обращали внимание, мелочей не было. По сравнению со стройками в Барселоне, у Османов в Индии и так далее. Этот казался игрушечным, но тут вложено столько души, добрые предсказания обязательно сбудутся, построен на фундаменте крепкой дружбы — значить будет вечной. Друзья крепко пожали друг другу руки. За подопечным пришёл лекарь Рамеш.
— Сэр, вам необходимо выпить лекарство и отдохнуть.
Сейид как малое дитя, извиняясь на ходу, послушно пошёл за ним.
Вскоре прибыл Еллы с плитками от Коне-Ургенчского Кемал кулала. Рассказывая о своей поездке, что каждый день торопил мастера. Но пришлось несколько задержаться, грунт для майоликовых плит он привозил на телегах из местечка Гарадашлы, поблизости светлой глины не было. Потом, сам собственноручно упаковывал. Он очень сожалел, что мастера так быстро уехали, не успел рассказать о своей мечте, съездить в святыню, а они там все пути знают.
Но если суждено твоей мечте сбыться, обязательно поедешь. Ещё до Курбан байрама целых девять месяцев. Я это обязательно Хазар бегу передам. Он живёт в Нишапуре, тебе обязательно поможет, он сам через Персию, потом по воде отца возил. Они сейчас в Ахале ждут выздоровления своего друга. В течение девяти дней он был одной ногой на том свете, почти не дышал. Но семья святых тебибов выходили его. И очень помог Керимберды Хан, друг Хазар бега. И в благодарность гостеприимным и святым людям строят мечеть, она почти уже завершена, ждут твоих плиток. Потом поедут домой через Нишапур. Посоветуйся дома с Нарли ишаном. Ты можешь ещё их догнать. Вот такой был мой совет, молодец ты Еллы. Агам, он с меня взял символически несколько золотых, кисет вернул. Сказал: “Под одним небом, в одном государстве живём, Всевышний дал мне родину, семью, профессию, слава ему, ни в чём не нуждаюсь. Пусть это будет даром от меня добрым людям Ахала. Ведь ты прошёл такой большой путь. Мне осталось прочитать благодарственную молитву. Пусть Аллах тебя отблагодарит”, не задерживаясь выехал. Поднявшись с места, стал разматывать свои длинный, вязаный кушак. Добравшись до золотых монет, снова положил их перед Хазар бегом. Хазар бег молча с улыбкой смотрел, потом сказал: “Молодец! Кемал кулал — наш джигит. Мастера много видевшие, очень хвалят его продукцию. И сам добряк, здоровья ему и долголетия на благо родной земли. Если когда-нибудь до меня доберётся обязательно помогу. А если сам окажусь в Коне-Ургенче обязательно его разыщу.
И совсем скоро на минарете засверкали светлые-голубые и тёмно-синие пояса с плиток Кемала кулала.
Хазар бег с Еллы занялись подготовкой каравана. Лекарь Рамеш с внуком готовили в дорогу лечебные снадобья для подопечного, готовили крытую телегу. Гандым ага и Тувак дайза вечером приехали к своему названному сыну. Долго говорили. Сейид рассказывал о своём роде, отце, друзьях, приглашал их в гости. Потом Тувак энне призналась: “Конечно, мы, как и все, мечтаем побывать в Мекке. Энне, в чём дело, как у вас тут говорят, на правах сына, я сам если нужно на собственной спине донесу до святыни. Тувак и Гандым и смеялись и плакали. Мы бы с тобой поехали, вот Джелал решил воспользоваться приезжими мастерами из Хивы и из оставшегося жжёного кирпича хочет построить дом по-твоему проекту, на память потомкам. Наши люди всегда просят у Всевышнего всё парное. Проси, говорят больше, если всё не исполнит, но половину обязательно. Гандым должен помогать, а я без него никуда. Энне, главное — желание ваше, а помощники Джелалу найдутся.» Они переглядывались: «Ещё есть время. Корабль брата Давида, капитана Рамзеса выезжает с Индии, там берёт на борт паломников, заедет за нами, довезёт до Джидды. С благословения Аллаха после Хаджа я вас заберу в Багдад, потом в Барселону в гости.» Тут Гандым с Тувак: “О, Аллах всемогущий пусть поможет.” Тут Гандым ага: «Аллах нам вернул нашего Джемалэтдина, спасибо ему.» Тувак дайза: «Мы горды, что у нашего Джелалэтдина есть на свете мудрый брат со святой душой, где бы ты сынок не был, мы всегда будем за тебя молится, просить тебе: здоровья, счастья, долголетия как у легендарного Гороглы», и Гандым ага завершил с молитвой «Амин». Сейид слушая искренние слова, идущие от сердца, прослезился, низко поклонившись, поцеловал руку Гандым ага, и взяв руку Тувак дайза приложил её к своему лицу произнёс: «Энне, я свою маму не помню, а тебя буду благодарить и помнить, как бы далеко я не был.» Долго обнимали и целовали Сейида. На утро в новой мечети состоялся праздничный намаз, он был полон приезжих из далеких окраин. Так совпало, что прибыл друг детства Ягшигельды ишана, он сам из Ходжа-гала, недалеко от Геркеза, сын муллы. Вместе учились три года в Хиве. В молитве упомянули всех предков, молились за здравие мастеров и всех тех, кто был причастен к этому святому делу. Вслух произнесённая молитва от пространства купола звучала по-особенному красиво. После завершения намаза, уже во дворе друг друга поздравляли, пожимали руки. Подошёл к Ягшигельды ишану, его друг тоже уже у себя ишан – Ходжанепес молла: “Ягши поздравляю, получилось, как игрушечка, компактная, красивая, ничего лишнего, всё так умело рассчитано, но я тебе скажу, мал золотник, но дорог. Ты слышал, как разливается звук молитвы? Как у горы святой Паров Биби. Гок — так его звали в детстве из-за светло-зелёных глаз. Ты рассказывал, как вы с отцом туда заехали поклониться, когда ехали к нам. Да, да помнишь ещё про змею со страхом рассказывал, которую там увидел. Она так близко от меня, отец тихо шепнул “Не двигайся! У тебя на руках “туйдук”? Да. Начинай тихо играть.” Я старался очень тихо играть, она подняла голову, вытянула шею. И мы с отцом тихо прошли по тропе. Но звук там так долго и громко разливался, я запомнил на всю жизнь и ещё помню сказал: «Отец, я у неё на голове ушей не заметил.» Он долго молчал, а потом: “Сынок, запомни — каждый человек и любая тварь любит слушать хорошее, если даже ты не заметишь у них ушей. Необдуманное, грубое слово, не забывается, оно вызывает – гнев, зло, месть. Это ты мне говорил отец. Вот, много раз повторяю хоть бы одно в голове сохранилось, у детей всё мимо ушей пролетает. Я к тому тебе, всё повторяю, ты у меня один, если как у соседа, друга твоего Бяшима, четверо братьев за спиной стояли, я был бы спокоен. Пусть Аллах вам всем даст здоровья и сохранит вашу дружбу. И с новым другом подружись, пусть он тебе станет братом. Друзья детства и до старости остаются дорогими и верными. Ягши, как я его любил, почувствовал только когда потерял. Царство ему небесное. Не помню, как собрался и поехал к тебе. Вот поедим ко мне в гости, и мы обязательно с благословения Аллаха отправимся к святой Паровбиби, хочу там крикнуть: «Отец, я тебя очень люблю.» Прости что при жизни не успел сказать. Гок, не переживай, я свидетель как ты его любил и святая Паров донесёт ему твои слова.»
Уже во дворе разносили обед из барашков, принесённых на пожертвования Керимберды Хан и уважаемые люди села и из дальних окраин, пришедшие на намаз, как с родными прощались, с мастерами как бы прилетевшие на крыльях из далёких стран. По-простому, на устланных коврах вместе отведав святую пищу. После общего “Амина” все разошлись, остались Ягшигельды ишан, его друг и сопы. Снова поднимались на минарет, пробовали воду из хауза и нового колодца, а с нового колодца Рамеш с Сейидом предупредили – пить только кипячённую. Через мгновение снова появился Джелал и с коня спустил свёрнутый ковёр: “Это от Хана, внутри постелите.” Тут Ягшигельды: “Сердар агам, там есть один большой не с нашим рисунком?” Джелал про себя: “Тоже мне вторая мама нашлась.”
Поворачивая коня назад он крикнул: “Заверни его, мои ребята заберут в свою чайхану. Утром на заре караван Хазар бега с гостями, с крытыми повозками двинулся по дороге в Теджен-Сарагыт-Нишапур. Провожал караван все, и стар и млад выстроились по обе стороны дороги — жители гостеприимного и чудотворного Анёв. Благополучно пройдя знакомую, дальнюю дорогу, добрались до Нишапура. Все их встречали, как самых дорогих гостей. Имя Хазар бега, преуспевающего землевладельца, единственного промышленника, успешного торговца, заядлого путешественника, смелого джигита, сильного пальвана и бахши, неравнодушного чужой беде, добряка, мецената, было на устах у каждого.
Отъезд домой
В Нишапуре, в медресе набрали первых учеников из Индии, Фергани, Бухары, Коне-Ургенча, Хивы, в основном дети его знакомых, целиком и полностью доверяющих ему.
Надо было уже пробираться к морю, на корабль. Из подаренных кучами подарков — каждый взял себе туркменский ковёр. Давут пошёл на базар и купил на память три красивых, персидских ковра. «Маме, Сейиду и бабушке Джоанне, потому что бабушка всё время говорила о них: Красивые и мягкие, долговечные. Так как она вообще не видела и не знала туркменских, всё познаётся в сравнении — что скажет?» Долго искал холст и краски, вечером попросил мольберт у отца. С большой лампадой закрылся на всю ночь, на утро был готов портрет друга, во всей красоте и регалиях, живой блеск глаз передавал всё величие души и ума. Пригласил отца и Сейида, которые крепко пожимали ему руку. Свернул полотно и положил в футляр. Отнес к Малике, растянув холст: «Это всё что я могу сделать своему обетованному другу. Храни для потомков.» Малика при виде побледнела, чуть не упала в обморок. Не могла сдержать слёзы. Давут увидев идущего малыша подхватил его, высоко поднял и вернул матери.
— Малика, для вашего же благополучия никому не показывай, потом, когда подрастут дети. Придёт время, когда к портретам здесь будут относиться как в Европе…
Она кивала головой и вытирала слёзы. История хранить их имена, легенды передаются из уст в уста.
Корабль Рамзеса прибыл в Чахбехар, в назначенное время, пригласив на борт всех дорогих и родных его сердцу людей взял курс на Джидду. Вместе с другими паломниками прильнуть лбом к святым стенам захотели и на сей раз Сейид, Давид, Давут и пятеро их мастеров. Попросив Рамзеса подождать их, совершили своё святое шествие. Сейид уже третий раз здесь благодарил Всевышнего за осуществление своей мечты, за здравие отца, бабушки Джоанны, за наставника Индий Джая, за Абдурахмана. Паломников тьма, никто не замечает кто вокруг, каждый наедине со Всевышним и святыней и с тем что у него не душе. Учитель на ряду со своим сокровенным на душе молился и за здоровье, счастье Абдурахмана – любимого ученика. А Абдурахман в тоже время среди той же толпы пробираясь к святому камню, святыне тоже молил Всевышнего лишь бы он, его любимый учитель и наставник был жив, здоров и просил благословения в дальний путь на его розыски. После свершения ритуалов Хаджа, паломники расходились, кто водным путём отправлялся, ехали в Джидду. Барселонских ждал корабль капитана Рамзеса, который поднял якорь и натянул паруса взял курс по красному морю на север. Это было совсем незадолго до того, как Нурэтдин и Абдурахман в последнюю минуту успели прыгнуть в отходящую баржу. Где Нурэтдин по говору сразу узнал своих земляков и с ними уже не разлучались до Коне-Ургенча. Вот так дороги любимого учителя и ученика жаждущих встречи по воле судьбы разошлись – на восток и запад.
Гюльсара Матпанаева,
г.Ашхабад.
Комментарии